Бумбараш. Аркадий Гайдар.
У главного входа, возле каменного льва, в разинутую пасть которого был засунут запасной патронташ, стоял знакомый часовой. И он пропустил Иртыша, когда узнал, что Иртышу надо.
Иртыш прошел по шумным коридорам и наконец очутился в комнате, где уже несколько человек ожидали комиссара. Какой-то бойкий военный молодец, а вероятно всего-навсего вестовой, потянулся к Иртышу за пакетом.
- Нет! - отказался Иртыш. - Отдам только самолично.
- "Отлично самолично"! - передразнил его молодец. - Да что же ты, дурак, прячешь за спину? Дай хоть подержать в руках.
- Вон умный - возьми да подержись, - указывая на дверную медную ручку, ответил Иртыш. - А это тебе не держалка!
Зашуршала и приоткрылась тяжелая резная дверь - кто-то выходил и у порога задержался.
По голосу Иртыш узнал комиссара - товарища Гринвальда. Другой голос, хрипловатый и резкий, тоже был знаком, но чей - Иртыш не вспомнил.
- Как наставлял наш дорогой учитель Карл Маркс, - говорил кто-то, - то знайте, товарищ комиссар, что я готов всегда за его идеи...
- Карл Маркс - это дело особое, а бомбы зря бросать нечего, - говорил комиссар. - То разоружили бы мы Гаврилу Полувалова втихую, а теперь подхватил он свою охрану - да марш в банду. Иди, Бабушкин, зачисляю тебя командиром взвода караульной роты. Постой! Я что-то позабыл: семья у Гаврилы большая?
- Сам да жена. Жена у него, надо думать, товарищ комиссар, его злобному делу не сочувствует.
- Это мы разберем - сочувствует или не сочувствует.
Дверь отворилась, вышел комиссар Гринвальд, а за ним - коренастый, большеголовый человек в старенькой шинели, с винтовкой, у которой вместо ружейного ремня позвякивал огрызок собачьей цепи.
Иртыш сразу узнал михеевского мужика Капитона Бабушкина, которого в прошлом году за грубые слова драгуны сбросили вниз головой с моста в Ульву.
- Посадить дуру, конечно, следовает, - согласился Капитон Бабушкин. - Как завещал наш дорогой вождь Карл Маркс, трудящийся - он и есть труженик, а капитал - это явление совсем обратное. И раз родилась она бедного происхождения, то и должна, значит, держаться своего класса. Я эти его книги три месяца подряд читал. Цифры и таблицы пропускал, не скрою, но смысл дела понял.
Капитон вышел. Комиссар оглянулся.
- Эти двое не к вам, - объяснил вестовой. - В канцелярии сидят по вызову, а к вам коммерсант с жалобой да вон - мальчишка...
- Что за коммерсант? А-а... - нахмурился комиссар, увидев бородатого старика, который, опираясь на палку, стоял не шелохнувшись. - Садись, купец Ляпунов. Я тебя слушаю.
- Ничего, я постою, - не двигаясь, ответил старик. - Совесть, говорю я, в нашем городе уже давно не ночевала. Контрибуцию мы вам дали. Лошадей дали. Хлеба двести пудов для пекарни дали. Дом мой один под приют забрали - хотя и беззаконие, ну, думаю, ладно - приют дело божье.
А сегодня, смотрю, в другом доме на откосе рамы выставили, в стенах ломом бьют дыры, антоновку яблоню да две липы вырубили. Говорят, якобы для кругозора обороны. "Что же, - кричу им, - или вы слепые? Вон гора рядом. Бери заступы, рой окопы, как честные солдаты, строй фортификацию. А почто же в стенах бить дырья?"