Крошка Цахес, по прозванию Циннобер. Эрнст Теодор Амадей Гофман.
- Покорнейше благодарю, - просипел в ответ Циннобер, проглотив последний кусок и вытирая рот обеими ручонками, - покорнейше благодарю, уж я-то с этим делом справлюсь как подобает.
- Бодрая самоуверенность, - сказал князь, возвышая голос, - бодрая самоуверенность проистекает от внутренней силы, коей должен обладать достойный государственный муж. - Изрекши сию сентенцию, князь выпил собственноручно поднесенный ему министром стаканчик данцигской золотой водки и нашел ее превосходной. Новый советник должен был сесть между князем и министром. Он поедал неимоверное множество жаворонков и пил вперемешку малагу и золотую водку, сипел и бормотал что-то сквозь зубы, и так как его острый нос едва доставал края стола, то ему приходилось отчаянно работать руками и ногами.
Когда завтрак был окончен, князь и министр воскликнули в один голос:
- У нашего тайного советника английские манеры!
- У тебя, - сказал Фабиан другу своему Бальтазару, - у тебя такой радостный вид, твои глаза светятся каким-то особенным огнем. Ты счастлив? Ах, Бальтазар, быть может, тебе пригрезился дивный сон, но я принужден пробудить тебя, это долг друга.
- Что такое? Что случилось? - спросил, оторопев, Бальтазар.
- Да, - продолжал Фабиан, - да! Я должен открыть тебе все! Мужайся, мой друг! Подумай о том, что, быть может, нет на свете несчастья, которое не поражало бы так больно и не забывалось бы так легко! Кандида!..
- Ради бога! - вскричал в ужасе Бальтазар. - Кандида! Что с Кандидой? Ее уже нет на свете? Она умерла?
- Успокойся, - продолжал Фабиан, - успокойся, мой друг. Кандида не умерла, но для тебя все равно что умерла. Знай же, что малыш Циннобер стал тайным советником по особым делам и, как уверяют, почти что помолвлен с прекрасной Кандидой, которая, бог весть с чего, без памяти в него влюбилась.
Фабиан полагал, что Бальтазар разразится неистовыми, полными отчаяния жалобами и проклятиями. Но вместо того он сказал со спокойной улыбкой:
- Если все дело только в этом, то тут еще нет несчастья, которое могло бы меня опечалить.
- Так ты больше не любишь Кандиду? - в изумлении воскликнул Фабиан.
- Я люблю, - отвечал Бальтазар, - я люблю этого ангела, эту дивную девушку со всей мечтательностью, со всей страстью, какая только может воспламенить юношескую грудь. О, я знаю - ax! - я знаю, что Кандида тоже любит меня и только проклятые чары пленили ее, но скоро я порву эти колдовские путы, скоро я истреблю злодея, который ослепил бедняжку.
Тут Бальтазар поведал другу о повстречавшемся ему удивительном человеке, ехавшем по лесу в весьма странной повозке. И в заключение он сказал, что, как только из волшебного набалдашника сверкнул луч и коснулся его груди, в нем зародилась твердая уверенность; что Циннобер не кто иной, как ведьменыш, чью силу сокрушит этот незнакомец.